По мнению профессора дерматологии Светтер из Института рака Стэнфордского университета использование искусственного интеллекта (ИИ) в качестве вспомогательного инструмента может открыть возможности для оптимизации диагностики меланомы, расширения сферы применения и улучшения ухода за пациентами. ИИ обладает большим потенциалом для улучшения выявления меланомы, а также оказания помощи пациентам и результатов лечения. Заглядывая вперед, доктор Светтер предположила, что широкомасштабное внедрение алгоритмов глубокого обучения и ИИ может стать реальностью в течение ближайших 5 лет. Это может привести к более стандартизированному уровню диагностической точности и обеспечить более надежную сортировку и уход за пациентами. Расширяя доступ к экспертным знаниям дерматологов, ИИ может демократизировать уход и привести к обнаружению меланомы на более ранней, более излечимой стадии. Сократив время, затрачиваемое на выполнение более приземленных задач, врачи могли бы уделять больше времени отношениям между врачом и пациентом. Учитывая ограничения ИИ, нет никаких опасений, что он заменит клиницистов. Сверточные нейронные сети (CNNs) намного превосходят возможности человеческого мозга в плане распознавания образов, но они не могут воспроизвести человеческие навыки принятия решений. Компьютеры плохо работают в ”серой зоне" диагностической неопределенности, что имеет решающее значение, поскольку диагнозы и клиническое руководство не всегда четко определены. Они не способны управлять пациентом после постановки диагноза или проявлять сочувствие или сострадание, включать контекст, отличный от визуальных и дерматоскопических особенностей, которые они были обучены оценивать, и поэтому они никогда не смогут заменить человеческие взаимодействия в медицине. То, что может сделать ИИ, - это взять на себя некоторые из рутинных аспектов классификации кожных поражений. В 2017 году исследователи разработали дерматологическую таксономию более чем 2000 заболеваний, что позволило им создать набор данных глубокого обучения, охватывающий широкий спектр дерматологических диагнозов. ИИ был обучен общей классификации кожных поражений с использованием почти 130 000 клинических изображений. Сеть была построена с учетом вариаций освещения, масштабирования и угла обзора, присущих фотографическим изображениям. Алгоритм, который генерировал вероятность злокачественности для данного изображения, был подготовлен к тестированию за 1 год. Компьютерное "обучение" заняло всего несколько недель. Использование клинических изображений подтвержденных биопсией поражений позволило проверить эффективность ИИ на способность к дифференцированию кератиноцитарных карцином от доброкачественных себорейных кератозов и злокачественных меланом от доброкачественных невусов. Тестирование показало, что ИИ обладает высокой специфичностью и чувствительностью. По сравнению с советом, включавшим 21 сертифицированного дерматолога, ИИ распознавал рак кожи также, если не лучше, чем эксперты. При тестировании с помощью дерматоскопических изображений ИИ превзошел дерматологов, хотя большинство участвующих клиницистов не были экспертами в области пигментных поражений или дерматоскопии. ИИ оценивает, является ли сфотографированное поражение кожи подозрительным на рак кожи или нет, что может позволить клиницисту решить, следует ли пациенту пройти биопсию или его можно успокоить. Пока еще ИИ не разработан для внедрения в клиническую практику или на рынок потребительских приложений для смартфонов. Но в будущем эта концепция может быть включена в различные алгоритмы ИИ. Кроме этого примеры изображений не учитывали цвет кожи. Будущие наборы данных должны будут включать повреждения от людей всех типов кожи по Фитцпатрику. Другие исследовательские команды опубликовали работы, описывающие ИИ для диагностики меланомы, немеланомного рака кожи и онихомикоза с использованием патогистологии, дерматоскопии и/или клинических изображений. В целом было обнаружено, что алгоритмы работают аналогично или лучше, чем дерматологи. Но большинство из них были апробированы в искусственной среде, и, прежде чем они могут быть включены в передовую практику, необходима строгая проспективная клиническая проверка. Клиницистам все еще нужно использовать свое суждение о правильности результата ИИ, а затем решить, как применить эту информацию для обеспечения наилучшего ухода за пациентом. «Мы должны помнить, что ИИ не заменит человеческую сторону медицины», заключает Светтер.

Канадские ученые Джерри Тан и Дж.Марк Джексон попытались понять существующие пробелы и определить возможности для вмешательств, которые могли бы лучше помочь пациентам с различными проявлениями розацеа. В результате обзора мировой литературы они пришли к выводу, что на сегодня нет доступных схем лечения розацеа, которые давали бы длительную ремиссию или снижали бы риск прогрессирования до фиматозных изменений. Обсуждая патофизиологию розацеа, авторы отмечают, что предыдущие исследования выявили в патогенезе розацеа четыре сходящихся воспалительных пути: 1) активацию врожденного иммунитета через toll-подобный рецептор 2 (TLR2); 2) активированный белком рецептор 2 (PAR2); 3) активацию инфламмасомы; 4) транзиторный рецепторный потенциал (TRP) каналов. Общей особенностью розацеа для активации всех четырех путей является эритема, развивающаяся в результате вазодилатации или ангиогенеза. Однако специфическая активация путей может привести к специфическим клиническим проявлениям, что предполагает возможность индивидуализации выбора лечения, если можно идентифицировать клинические признаки или биомаркеры, указывающие, какие пути являются доминирующими у индивида. Например, активация каналов TRP приводит к транзиторной и фиксированной эритеме, но не приводит к развитию папул/пустул. Наличие последних воспалительных поражений может быть более специфичным для активации TLR2, PAR2 и инфламмасомных путей. Могут также существовать комбинации между четырьмя путями, которые могут хронизировать дерматоз и прогрессирование фенотипических особенностей розацеа у некоторых пациентов. Из новых методов лечения авторы отметили миноциклиновую пену, недавно одобренную FDA, и несколько препаратов, находящихся на стадии клинических испытаний, включая инкапсулированный 5%-ный бензоилпероксидный крем; антимикробный пептидный гель (Омиганан); ингибитор протеасом ACCU-D1; пролонгированный, низкодозированный пероральный миноциклин (DFD-29); рифаксимин (полусинтетический антибиотик, производный рифамицина); местную формулу полезных аммиачных окисляющих бактерий (B244) и человеческий антагонист интерлейкина-17A секукинумаб.

Используя новый набор аутоантигенов, исследователи показали, что иммуноглобулин G4 (IgG4) анти-глиадиновое аутоантитело может предоставить полезную информацию для диагностики и прогноза псориаза. "Мы изучаем маркеры, которые могли бы предсказать, кто заболеет псориазом, а кто нет, и кто может быть подвержен риску развития сопутствующих заболеваний", - говорит соавтор исследования Стивен К. Тайринг, профессор клинической дерматологии, микробиологии/молекулярной генетики и внутренней медицины в медицинском научном центре Университета Техаса. Идентификация анти-глиадинового аутоантитела IgG4 и его потенциальной роли в псориазе потребовала создания нового, первого, специфичного для псориаза 75-антигенного аутоантигенового массива. Исследователи разместили эти аутоантигены на чипе и применили сыворотку, полученную из Клиники Доктора Тайринга. Использование сыворотки более практично, чем культуры или биопсии, которые могут иметь или не иметь прогностическую ценность. В отличие от биопсии кожи пациенты не возражают против взятия сыворотки, потому что начало биологической терапии требует первоначального взятия крови. Анализ сыворотки с помощью чипа с панелью антигенов может в будущем быть поставлен на серийный поток и предсказывать как пациент будет реагировать на тот или иной препарат и у кого из пациентов с псориазом разовьются сопутствующие (коморбидные) заболевания. Исследователи впервые провели скрининг белковых массивов с образцами от 12 пациентов с псориазом и 12 людей без псориаза. Для подтверждения этих результатов команда использовала методы ИФА, чтобы подтвердить, что уровни анти-глиадиновых аутоантител IgG4 в независимой когорте из 73 пациентов с псориазом были значительно выше соответствующих уровней у 75 здоровых лиц и у 10 пациентов с атопическим дерматитом. Ранее, в июне 2019 года было опубликовано исследование с использованием аналогичного массива аутоантигенов для идентификации двух новых аутоантител — LL37 и ADAMTSL5, ассоциированных с псориатическим артритом. Оба аутоантитела повышены у пациентов с псориатическим артритом и коррелируют с активностью псориаза. В результате можно предсказать, у каких пациентов с псориазом разовьется псориатический артрит. Исследователи обнаружили, что уровни анти-глиадиновых аутоантител IgG4 не только позволяют отличать сыворотку пациента с псориазом от сыворотки здоровых людей. Их уровни коррелируют с площадью поражения при псориазе и показателем индекса тяжести (PASI). Кроме прогнозирования псориатического артрита исследователи планируют использовать массив аутоантигенов для изучения других сопутствующих псориазу заболеваний, таких как метаболический синдром. На протяжении десятилетий признавалось, что псориатический артрит развивается у трети пациентов с псориазом. В будущем микрочип антигена может позволить врачам выявлять пациентов с риском развития псориатического артрита и с помощью лекарств предотвращать его. Если этим способом также удастся предсказывать и другие сопутствующие заболевания, то дерматологи совместно с врачами первичного звена смогут предотвращать развитие таких сопутствующих заболеваний как сердечно-сосудистые и диабет, которые также связаны с тяжелым псориазом. В настоящее время авторы разрабатывают аналогичный чип для атопического дерматита и уже накопили предварительные данные.

Дизестезия кожи головы представляет собой аномальные ощущения на коже головы при отсутствии основного первичного дерматологического расстройства. Первоначально приписываемые психиатрическим расстройствам, симптомы дизестезии кожи головы впоследствии были описаны в связи с лежащим в основе цервикальным дегенеративным заболеванием межпозвоночных дисков с компенсаторным вспомогательным напряжением мышц шеи на затылочно-фронтальной мышце/апоневрозе волосистой части головы. Предполагаемый механизм сродни парестетической ноталгии / мералгии. В ретроспективном обзоре 65 пациентов с дизестезией волосистой части головы 28 из 29 пациентов, у которых были рентгенограммы шейного отдела позвоночника, прочитанные нейрорадиологом, имели некоторую степень дегенерации шейного отдела позвоночника. Лечение топическим или пероральным габапентином в комбинации с физиотерапией показало умеренное или полное улучшение в 34% случаев. В этом небольшом исследовании было достигнуто некоторое успешное лечение дизестезии кожи головы с помощью физиотерапевтической терапии и местного или перорального габапентина. Однако необходимы более крупные исследования.

Низкодозированный пероральный миноксидил (0,25 мг в день) успешно применяется в комбинации со спиронолактоном при лечении выпадения волос по женскому типу. Было показано, что пероральный миноксидил (5 мг в день) эффективен при выпадении волос по мужскому типу. Целью данного исследования была оценка эффективности и безопасности применения низких доз сублингвального миноксидила (0,45 мг в сутки) при мужском и женском типах выпадения волос. Сублингвальное введение обходит печеночный метаболизм, тем самым повышая биодоступность по сравнению с пероральным введением. 64 пациента с мужским (n=33) и женским (n=31) типом выпадения волос получали сублингвальный миноксидил по 0,45 мг ежедневно в течение не менее 6 месяцев. У 19 из 64 пациентов через 3 месяца доза была увеличена до 0,9 мг. Средний балл по шкале Синклера на исходном уровне составил 2,77, который снизился на 0,33 через 3 месяца, на 0,53 через 6 месяцев, на 0,81 через 9 месяцев и на 1,07 через 12 месяцев. Результаты были одинаковыми как для мужской, так и для женской подгрупп. За 6 месяцев среднее систолическое артериальное давление снизилось со 126 мм рт.ст. до 121 мм рт. ст., а среднее диастолическое-с 77 мм рт. ст. до 76 мм рт. ст. Наиболее распространенным побочным эффектом был легкий гипертрихоз у 12,5% женщин; 7,8% пациентов сообщили о легком постуральном головокружении. Хотя необходимы более крупные плацебо-контролируемые исследования, эти данные свидетельствуют о том, что сублингвальный миноксидил в дозе 0,45 мг в сутки был эффективен и имел приемлемый профиль безопасности у пациентов с мужским или женским типом выпадения волос.

При использовании базы данных Explorys показатели сопутствующих заболеваний у пациентов с детской очаговой алопецией (n=3510) были сопоставлены с показателями этих сопутствующих заболеваний у детей без алопеции (n=8 314 220). Наиболее распространенными сопутствующими заболеваниями были атопический дерматит (17,4% против 2,2% контроля, или относительный риск, ОР - 9,2), анемия (7,7% против 2,4% контроля, или ОР - 3,4), ожирение (5,7% против 1,1% контроля, или ОР - 5,6), дефицит витамина D (5,1% против 0,4% контроля, или ОР - 14,7), гипотиреоз (2,6% против 0,2% контроля, или ОР - 12, 95%), псориаз (1,4% против 0,07% контроля, или ОР - 20,6), гиперлипидемия (1,4% против 0,2% контроля, или ОР - 5,9) и депрессия (2,6% против 0,6% контроля, или ОР - 4,8). Врачи должны быть осведомлены о аутоиммунных и метаболических заболеваниях, сопутствующих детской очаговой алопеции, чтобы быстро распознавать их симптомы и применять мультидисциплинарные подходы в лечении этих пациентов. Сопутствующие заболевания повышают материальные затраты в здравоохранении, усложняют лечение и ухудшают результаты лечения. Выявление и лечение коморбидных состояний у пациентов с детской очаговой алопецией способствует улучшению результатов лечения. Результаты этого исследования свидетельствуют о том, что дети с очаговой алопецией чаще страдают определенными аутоиммунными и метаболическими нарушениями, чем общая педиатрическая популяция.

Кожные заболевания широко распространены среди взрослых в возрасте 70 лет и старше, причем 75,7% людей в этом возрастном диапазоне сообщают по крайней мере об одном кожном заболевании, требующем лечения или последующего наблюдения, говорится в исследовании, проведенном в Финляндии. Исследователи изучили данные о 552 взрослых людях в возрасте от 70 до 93 лет, которые прошли обследование кожи всего тела у дерматолога. В целом 39,1% участников имели 3 и более кожных заболеваний. Наиболее распространенными состояниями, выявленными дерматологами, были микоз стоп (48,6%), онихомикоз (29,9%), розацеа (25,6%), актинический кератоз (22,3%) и астеатотическая (сухая) экзема (20,8%). "Это исследование подчеркивает важность оценки состояния кожи всего тела у пожилых пациентов, поскольку кожные заболевания часто встречаются в этой возрастной группе", - сказал ведущий автор исследования доктор Суви-Пайвикки Синикумпу из Университетской больницы Оулу. В общей сложности у 28 человек (5%) в исследовании была диагностирована базально-клеточная карцинома, в то время как у 9 была диагностирована болезнь Боуэна, у 2 - плоскоклеточная карцинома и у 3 -злокачественная меланома. Однако доброкачественные опухоли встречались чаще: 78,8% имели по крайней мере 1 очаг себорейного кератоза, а 15,8% - не менее 50. Кроме того, 69,5% больных имели сенильное лентиго, 63,2% - вишневые ангиомы и 50,1% - меланоцитарные невусы. 7,4% исследуемой группы имели более 50 меланоцитарных невусов. Исследователи также выявили половые различия в находках кожи. Себорейный дерматит, нуммулярная экзема, микоз стоп, онихомикоз, фолликулит и актинический кератоз чаще встречались у мужчин. Астеатотическая экзема, вишневые ангиомы и сенильное лентиго чаще встречались у женщин. В целом, 43,1% исследуемой группы имели по крайней мере одно достаточно серьезное кожное заболевание, требующее лечения у врача, и 32,6% имели дерматоз, поддающийся самолечению. Одним из ограничений исследования является то, что частота явок была низкой: 1239 человек были приглашены для участия в клинических исследованиях, и только 552 человека получили полное обследование кожи тела, отмечают исследователи. Тем не менее, результаты подчеркивают важность этих обследований кожи всего тела для пожилых людей. В частности, совокупное многолетнее воздействие ультрафиолетового излучения может увеличить риск развития меланомы и рака кожи. Кроме того, кожа с возрастом становится более сухой и слабой, что делает людей более склонными к дерматиту, зуду и другим кожным заболеваниям, которые могут потребовать лечения, добавил доктор Суви-Пайвикки Синикумпу.

Хотя часто достаточно только местного лечения, чтобы контролировать свое заболевание, пациенты с псориазом могут нуждаться в более интенсивном лечении (фототерапия и/или системное лечение). Однако у детей, подростков и молодых взрослых пациентов мало что известно о продолжительности только местного лечения и времени до перехода на системное лечение. В проспективном наблюдательном когортном исследовании с использованием регистра Child-CAPTURE авторы отметили, что в течение периода исследования (с 2008 по 2018 год) из 448 детей с псориазом 62,3% (n=279) оставались на топической терапии, 14,3% (n=64) переключились на фототерапию и 23,4% (n=105) начали системную терапию. Среднее время от начала псориаза до прекращения исключительно местного лечения составило 7,3 года, а до перехода на системную терапию - 10,8 лет среди всех детей с псориазом, и 9,7 года среди пациентов с умеренным и тяжелым псориазом на момент первого визита, что, по мнению авторов, кажется длительным и, возможно, может указывать на то, что системное лечение у детей с псориазом следует начинать раньше, особенно учитывая растущие данные о безопасности метотрексата и биологических препаратов. Авторы считают, что период до перехода с местной на системную терапию у детей, подростков и молодых взрослых пациентов с псориазом неоправданно длительный.

В последнее время дерматофитные инфекции в Индии приобрели заметную резистентность к традиционным антимикотическим препаратам. При отсутствии клинических испытаний для определения эффективности четырех основных пероральных противогрибковых препаратов было проведено соответствующее исследование. 200 пациентов с подтвержденным микроскопией хроническим и рецидивирующим дерматомикозом туловища, крупных складок и лица были рандомизированы поровну в 4 группы (по 50 пациентов в каждой), получавших лечение в суточной дозе флуконазолом 5 мг/кг, гризеофульвином 10 мг/кг, итраконазолом 5 мг/кг или тербинафином 7,5 мг / кг.

Через 4 недели все препараты были одинаково неэффективны, причем частота излечения составляла 8% или менее. Через 8 недель число вылеченных пациентов было следующим: флуконазол 21 (42%), гризеофульвин 7 (14%), итраконазол 33 (66%) и Тербинафин 14 пациентов (28%). Итраконазол по эффективности превосходил флуконазол, гризеофульвин и тербинафин. Один пациент, принимавший итраконазол, прекратил лечение из-за повышения трансаминаз. Частота рецидивов после 4 и 8 недель лечения четырьмя методами лечения не отличалась.

Это исследование подтверждает клиническое наблюдение многих дерматологов в Индии, что когда-то высокоэффективный тербинафин теряет свою эффективность при дерматофитных инфекциях. Полученные результаты показывают ограниченную эффективность всех четырех противогрибковых препаратов. Итраконазол является наиболее эффективным препаратом при дерматофитии в Индии, за которым следуют флуконазол (ежедневно), тербинафин и затем гризеофульвин.

Исследователи из Бостона (США) проанализировали базы медицинских данных Optum Clinformatics Data Mart, IBM MarketScan Research Database и Medicare для сравнения частоты встречаемости буллезного пемфигоида у больных сахарным диабетом 2 типа, принимавших ингибиторы дипептидилпептидазы-4 (ДПП-4) и принимавших производные сульфонилмочевины второго поколения. На Российском рынке среди представителей группы ДПП-4 имеются такие препараты, как Галвус (вилдаглиптин), Янувия (ситаглиптин), Онглиза (саксаглиптин), Тражента (линоглиптин). Буллезный пемфигоид, оцененный по диагностическим кодам, послужил первичным исходом для 1 664 880 пациентов, начавших лечение во время исследования. Мужчин и женщин было равное количество. Средний возраст пациентов в обеих группах составил 63,9 года. Результаты показали, что ингибиторы ДПП-4 дают 0,42 случая буллезного пемфигоида на 1000 человеко-лет по сравнению с 0,31 случая на 1000 человеко-лет для сульфонилмочевины (относительный риск, ОР = 1,42). Согласно полученным данным, эта разница была более выражена у лиц старше 65 лет. В этой возрастной группе буллезный пемфигоид встречался с частотой 0,79 на 1000 человеко-лет в группе ДПП-4 и 0,49 на 1000 человеко-лет в группе сульфонилмочевины (ОР = 1,62). Представители белой расы в группе ДПП-4 также имели повышенный риск по сравнению с пациентами других рас (0,93 против 0,54 на 1000 человеко-лет; ОР = 1,70), как и те, кто лечился линаглиптином (1,20 против 0,55 на 1000 человеко-лет; ОР = 1,68). «Это исследование показало, что пациенты, которые начали терапию ингибиторами ДПП-4, имели более высокий риск буллезного пемфигоида, чем те, кто начал терапию сульфонилмочевиной второго поколения», - пишут исследователи. "Клиницисты должны быть осведомлены об этом редком неблагоприятном эффекте ингибиторов ДПП-4 в подгруппах пациентов, которые являются либо пожилыми, либо лицами белой расы, либо потребителями линаглиптина.”